Подписаться на рассылку:
Имя:
E-mail:
 
Православная социальная сеть «Елицы»

Можно ли сопротивляться злому? Существует ли праведный гнев? Если да, то можно ли убивать в праведном гневе?

 

Ответ

 А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду (Мф. 5, 22). Давая эту новую заповедь, Иисус не отменил ветхозаветной заповеди не убивай, основанной на вечном законе любви, так как, осуждая даже только гневающегося на брата, Он, несомненно, осуждал и убийцу; кто достиг такого нравственного совершенства, что даже не гневается ни на кого, тот, конечно, и не убьет.

Мнения по этому поводу отцов церкви

В некоторых древних списках Евангелия нет слова напрасно; в них сказано, что всякий гневающийся на брата своего подлежит суду. Из древних толкователей Евангелия, Иустин Философ и Тертуллиан, по-видимому, руководствовались такими списками Евангелия, в которых не было слова напрасно.

Святой Иустин Философ в первой Апологии своей, представленной императору Антонину, царствовавшему с 138 по 161 г. по Р. X., говорит: «А о том, чтобы быть незлопамятными, услужливыми для всех и негневливыми, вот Его (Иисуса) слова: ударившему тебя в щеку подставь и другую, и кто берет у тебя рубашку или одежду, не препятствуй; кто рассердится, тотповинен огню» (Соч. Иустина Философа. Русск. пер. Преображенского. 1892 г. С. 46).

Тертуллиан в своей Апологии говорит: «Какой превосходнее, какой премудрее закон? Тот ли, который говорит только: "не убей, не прелюбодействуй, не делай зла, не обижай никого", или тот, которым предписывается еще не гневаться, не иметь вожделений даже глазами, не говорить ни о ком дурно, не противиться злу?» (Соч. Тертуллиана, русск. пер. 1849 г. С. 90).

Святой Ириней Лионский в четвертой книге своей «Против ересей», написанной в конце второго века, передает слова Иисуса так: «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Соч. святого Иринея. Русск. пер. Преображенского. 1871 г. С. 443).

Святой Василий Великий, допуская праведный гнев с целью исправления согрешившего, то есть гнев против греха, а не против брата согрешившего, соглашался, однако, что и такой гнев может перейти в напрасный, так как душа, начав прекрасным, впадает нередко в худое (Правила, вопрос 68). Признавая ненапрасным гнев только против диавола, он говорит: «Ты гневаешься на брата своего напрасно. Ибо не напрасен ли гнев, когда один бывает причиной действия, а ты раздражаешься на другого? Не то же ли ты делаешь, что и псы, которые грызут камень, а не трогают бросившего камень? Жалок, кто служит орудием действия; ненавистен, кто действует. Против него обрати свою раздражительность — против человекоубийцы, отца лжи, делателя греха; но будь сострадателен к брату» (Свт. Василий Великий. Творения. 4, беседа 10).

 

 

Святой Григорий Богослов, вообще допуская справедливый гнев людей благочестивых, говорит однако: Гнев питай на одного только диавола, чрез которого ты пал» (Свт. Григорий Богослов. Творения. 4, слово 44). В Слове «На гневливость» он признал гнев корнем зла: «Сержусь на домашнего беса, на гневливость; и мне кажется, что этот один гнев справедлив, если уже надобно потерпеть что-нибудь из обычного людям. Знаю, что из многих корней, от которых прозябает зло, самый дикий и черный есть гнев» (Там же. Ч. 5).

Святой Иоанн Златоуст находил, что приведенными словами Иисуса «гнев не уничтожается совершенно; страсть гнева может быть полезна, если только умеем пользоваться ею в приличное время... когда мы не за себя отмщаем, но обуздываем дерзких и обращаем на прямой путь беспечных. Не гнев собственно есть нарушение закона, но гнев неблаговременный; посему и пророк сказал:

Гневаясь, не согрешайте (Пс. 4, 5). Посмотри, сколько добра произвел гнев Апостола Павла против Коринфян. Посредством гнева также обратил он опять и отпадший народ Галатийский и многих других» (Свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея. 16, 7). «Гнев внедрен в нас не с тем, чтобы мы грешили, но чтобы останавливали других согрешающих» (Беседы на псалмы. 4).

Блаженный Августин полагал, что воспрещен гнев на брата, а не на грех, обременяющий душу его. Признавая же вместе с тем, что разгневанному гнев его никогда не кажется несправедливым и что застарелый гнев переходит в ненависть, он советовал: лучше и по причине ни на кого не гневаться, чем, имея повод к раздражению и затаивая гнев, возненавидеть (Греч. Толкование Нагорной проповеди, извлеченное из творений блаженного Августина).

Оправдывая ненапрасный гнев, некоторые толкователи говорят, что Сам Бог гневается на грешников. Против такого способа оправдания гнева возражает святой Григорий Богослов: «Если в Писании слышишь, что Бог гневается, то не принимай сего за совет предаваться страсти. Иначе будет значить, что ты изобретаешь для себя зло, а не освобождения от него ищешь. Слушай Писание с добрым, а не с худым намерением. Бог не терпит ничего подобного тому, что терплю я. Никто не говори этого! Он никогда не выходит Сам из Себя; это свойственно тем, которые большей частью в борьбе сами с собой. Но Бог, как очевидно, есть естество неизменяемое. Почему же Он так изображается? Для чего? Разумей, что речь не прямая, и тогда найдешь смысл.

Невозможность для гневающегося общения с Богом

«Поелику сами мы бьем, когда приходим в гнев, то поражение (Богом) злых представили на вид гнева. Таким же образом изобрели мы зрение, слух, руки; и поелику имеем в них нужду для приведения чего-либо в исполнение, то приписываем их и Богу, когда Он совершает, по нашему представлению, то же. Притом слышишь, что от гнева Божия терпят злые, а не добрые, и терпят по законам правосудия. Но твой гнев не полагает себе меры и всех делает равными. Поэтому не говори, что твоя страсть дана тебе от Бога и свойственна Самому Богу» (Свт. Григорий Богослов. Слово на гневливость).

Обращаясь к разрешению вопроса о том, как надо читать текст о гневе, мы должны признать, что всякий гнев, беспричинный или же возникший по уважительной причине, неизбежно сопровождается озлоблением против того, на кого мы гневаемся, и тем нарушает главнейшую заповедь о любви к ближнему и заповедь о кротости, так как где озлобление, негодование, там нет любви, нет кротости; поэтому надо признать, что Христос осудил всякий гнев. Такое мнение подкрепляется дальнейшими словами Иисуса:

Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23). Если бы Иисус запрещал только напрасный гнев, то Он не отвергал бы, безусловно, дар твой в то время, когда брат твой имеет что-нибудь против тебя, то есть когда считает себя обиженным твоим гневом; отвергая же, безусловно, всякий дар, приносимый при таких обстоятельствах, Он тем самым осудил всякий гнев, следовательно, и ненапрасный. Если ты собираешься молиться Богу и вспоминаешь, что вследствие твоего, хотя бы и не напрасного, гнева или по другим причинам, брат твой имеет что-нибудь против тебя, то подожди молиться! Молитва твоя не будет принята Богом, пока ты не примиришься с братом! Иди же к нему, примирись, и тогда только неси Богу дар чистой души твоей! С другой стороны, если признать безгрешность ненапрасного гнева, то спрашивается: кто же будет решать вопрос о том, напрасно или не напрасно я гневаюсь? Конечно, я сам. Но разве я могу быть беспристрастным судьей своих поступков? Гневаясь, раздражаясь, человек перестает быть рассудительным, теряет душевное спокойствие и всегда находит виновными всех, кроме самого себя. Хотя после, когда гнев пройдет, он и может признать себя виновным, может сознаться, что гневался напрасно, но в пылу гнева он всегда считает себя правым.

Ввиду этого следует признать, что Иисус Христос, требуя от Своих последователей всепрощающей любви ко всем, даже врагам, требуя от них кротости и умиротворения враждующих, запретил всякий гнев.

Кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.

Слово рака, по объяснению переводчиков Евангелия на славянский и русский языки, означает: пустой человек.

Иоанн Златоуст говорит, что слово это «выражает только некоторое презрение или неуважение со стороны того, кто его произносит. Подобно тому, как мы, приказывая что-нибудь слугам и другим низкого состояния людям, говорим: пойди ты туда, скажи ты тому-то; так точно и говорящие сирским языком употребляют слово рака вместо слова ты».

Словом безумный называли не только глупого, но и нечестивого, бессовестного человека. Епископ Михаил говорит, что у древних мудрость означала не столько просвещенный ум, сколько благочестивую жизнь; поэтому безумием или глупостью называлось и нечестие, а безумными или глупыми — люди порочные, безнравственные.

Геенной огненной называлась долина Генномова, находившаяся близ Иерусалима, к юго-западу от него. Когда евреи предавались идолослужению, то в этой долине совершались отвратительные служения Молоху (4 Цар. 16, 3; 2 Пар. 28, 3). Этот, сирский идол был медный, с телячьей головой; руки его протянуты были так, как бы готовы были принять кого-либо. Ему приносили в жертву детей: зажигали внутри идола огонь, и когда идол раскалялся, то бросали ему на протянутые руки детей, которые в страшных мучениях умирали. Чтобы заглушить стоны сжигаемых живьем детей, евреи громко кричали и шумели, употребляя при этом и различные инструменты. После плена вавилонского, окончательно отстав от идолопоклонства, евреи получили отвращение и к месту прежнего идолослужения; но, дабы усилить это отвращение, стали свозить туда из Иерусалима нечистоты и трупы остающихся без погребения; там же совершались иногда и смертные казни; воздух в этой долине был так заражен, что для очищения его там постоянно горел огонь; поэтому место это стало страшным и отвратительным; оно прозвано долиной огненной и служило образом вечных мучений грешников.

Последствия разных степеней гнева

Слова: суд, синедрион и геенна огненная употреблены Иисусом не в буквальном их смысле, но для более удобопонятного обозначения последствий различных степеней гнева. Кто гневается на брата, не высказывая еще ничем своего гнева, тот уже совершает грех, влекущий за собой осуждение, ответственность перед Богом; но кто в гневе своем обнаружит презрение к брату, тот совершает тяжкий грех и подлежит большей ответственности, а кто настолько разгневается, что оскорбит брата своего, тот совершает еще более тяжкий грех и подвергнется за то в будущей жизни такому наказанию, которое можно сравнить с осуждением здесь на постоянное пребывание в долине огненной.

Необходимость скорее мириться с обиженным

Указав на различные степени гнева, Христос дальнейшими словами Своими пояснил, что даже малейший гнев, малейшая обида, нанесенная брату, делают нас недостойными общения с Богом.

Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23—24). Он не сказал: «Иди и примирись с братом своим, если сильно оскорбил его». Нет, Он сказал: «Примирись, если брат твой имеет что-нибудь против тебя». «И не сказал (говорит Златоуст): когда ты гневаешься справедливо или несправедливо, но просто; что брат твой имеет что-нибудь против тебя, хотя бы даже гнев твой был справедлив».

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта (Мф. 5, 25—26).

Кто назван здесь соперником? «Это не может быть диавол (говорит Августин), так как наш долг не только не мириться с ним никогда, но даже вести против него вечную войну. Это не может быть Бог, так как Он представлялся бы в одно и то же время и обвинителем и судьей. Это скорее закон, который мы нарушаем».

Иоанн Златоуст полагал, что соперником Христос называл обиженного брата, судьей — обыкновенного судью, судящего людей здесь, на земле, а темницей — место заключения.

Некоторые толкователи, соглашаясь, что соперником назван обиженный брат, полагают, однако, что под именем судьи Христос разумел Бога; что словами пока ты еще на пути с ним

Он вразумлял слушателей, что мириться с братом можно лишь в этой временной жизни, пока живы оба, обидевший и обиженный; что под именем слуги Он разумел ангелов, а темницей называл вечные мучения.

Соглашаясь с этим последним толкованием, епископ Михаил говорит, что «речь Иисуса иносказательная. Образ взят из римского судопроизводства в отношении к заимодавцу и должнику, которое введено было и в Иудею после покорения ее римлянами, незадолго до Рождества Христова. По римским законам, посредники старались сперва дома примирить заимодавца с должником, если первый требовал уплаты долга; если посредники не успевали в этом, то заимодавец требовал, чтобы должник шел с ним к судье; в случае несогласия должника заимодавец тащил его туда силой. У судьи уже не было пощады к должнику, его сажали в тюрьму; и заимодавец держал его там, доколе должник или родственники не уплачивали долга. Господь представляет человека немиролюбивого или гневающегося на ближнего должником этого последнего, находящимся с ним уже на пути к судье, который не выпустит виновного из темницы, доколе не уплачен будет весь долг» (Епископ Михаил. Толковое Евангелие. 1. С. 97).

Пока не отдашь до последнего кодранта. (Кодрант — римская монета, равная двум лептам.)

Примеры сопротивления злу добром

 

 

Поясняя Свои слова, Иисус привел примеры  сопротивления злу добром:

кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5, 39—41). Но это только примеры исполнения заповеди; примеры же нельзя возводить на степень заповеди; к тому же примерами этими не исчерпываются все способы противления злу добром.

Главнейшая заповедь Христа: люби ближнего, не только друга, но и врага своего, как самого себя, и потому поступай с ними так, как хочешь, чтобы с тобой поступали. Этой заповедью разъясняются все недоразумения, возникающие при толковании других, вытекающих из нее заповедей. А потому следует признать, что, приведя лишь три примера противления злу добром, Иисус тем самым предоставил Своим последователям самостоятельно, на основании главнейшей заповеди Его, решать в каждом отдельном случае, какими способами проявления добра они могут победить зло. «Люби (говорит блаженный Августин) и делай что хочешь. Непреложно то, чтобы брат воздавал брату добро за зло; форму же, в которой должно это исполнить, подскажет тебе любовь, располагающая средствами высшими, чем простое желание не мстить».

Итак, ветхозаветная месть, которую, по жестокосердию евреев, лишь терпел закон Моисея, как терпел и отпущение жен, и клятву, — запрещена Господом Иисусом безусловно; сопротивление же злому запрещено условно, а именно: сопротивляясь злому, не делай зла, а твори добро.

Эта заповедь о непротивлении злому, судя по приведенным примерам исполнения ее, дана лично самому претерпевающему зло; но так как бороться со злом приходится и третьим лицам, при которых совершается зло, а также целым обществам людей или народам, то мы рассмотрим применение ее во всех трех случаях.

О противлении злому самим претерпевающим зло

Самому претерпевающему зло указаны примеры дозволенного противления злому. Но против такой борьбы со злом многие возражают, находя, что кроткие, милосердные готовые на всевозможные уступки непременно сделаются добычей хищников.

Так ли это? Не доказал ли нам Христос примером Своим, какая сила заключается в кротости? Не обезоружил ли Он Своей кротостью озлобленных иудеев, хотевших убить Его камнями? Не опустилась ли рука архиерейского служителя, пристыженного кротким вопросом оскорбленного им Иисуса? Не случалось ли каждому из нас, хотя бы раз в жизни, со смирением и кротостью ответить раздраженному противнику (например, начальнику) и тем смирить его? Ведь сопротивление насилию или иному злу таким же насилием или злом влечет за собой ожесточенную борьбу, оканчивающуюся победой сильного над слабым, причем слабый с затаенной злобой временно подчиняется сильному и ожидает лишь случая отмстить ему. Такая победа не водворяет мира, если за ней и следует временное примирение, то оно всегда оканчивается новой борьбой, а эта новая борьба вызывает еще более ожесточенную, и так далее, без конца. Вообще, если грубой силе или иному проявлению зла противопоставить такую же силу или такое же зло, то нескончаемая вражда, со всеми ее последствиями, неизбежна; хотя бывают, конечно, случаи, когда благоразумие столкнувшихся врагов заставляет каждого из них сомневаться в исходе борьбы и расходиться без боя, но и в таком случае они расходятся, по-видимому, мирно лишь для того, чтобы помериться силами при другой обстановке. Словом, где борьба ведется с обеих сторон с единственным желанием причинить противнику зло, там господство сильных над слабыми, там царство зла, там власть тьмы!

А так как Христос пришел водворить на земле Царство Божие, Царство Добра и Любви, и уничтожить власть тьмы, то Он и обязывает нас не бороться со злым его же оружием, а побеждать злого той силой, какой у него нет, силой кротости и любви.

Если кротость, смирение и всепрощающая любовь подвергающегося насилию не воздействует сразу на злого, то готовность пострадать еще более, например, подставление другой щеки, может обезоружить и самого закоренелого злодея.

И кто сделает вам зло, — спрашивает Апостол Петр, —если вы будете ревнителями доброго? (1 Пет. 3, 13).

«Никто не нападет на человека (говорит Златоуст), имеющего такое расположение духа; а если бы и нашелся кто, настолько жестокий, что дерзнул бы и на него, то, без сомнения, нашлось бы еще более таких, которые человека, вошедшего на такую степень любомудрия, покрыли бы не только одеждами, но, если бы возможно было, и самой плотью своей» (Беседы на Евангелие от Матфея. 18).

О противлении злому третьими лицами

Но если злой нападет в моем присутствии на другого, то как должен я поступить? Воспротивиться злому, хотя бы силой, защитить подвергшегося нападению, или же безучастно смотреть, как совершается зло?

Толстовцы говорят, что всякое противление злу силой воспрещено, и потому, если на злого не действуют убеждения, то надо предоставить ему беспрепятственно совершить все задуманное им зло.

Но они забывают, что и нападающий (злой), и подвергающийся нападению по отношению ко мне, свидетелю проявления зла, оба — мои ближние; по заповеди Христа, я должен любить и того и другого, и я же должен противиться злому, творя добро. Но, спрашивается, сотворю ли я добро, проявлю ли я любовь к обоим, если предоставлю злому беспрепятственно совершить задуманное им зло? Сотворить добро по отношению к злому я могу только отвращением его от совершения зла как греха, губящего его душу. Сотворить добро по отношению к подвергающемуся нападению я могу только избавлением его от угрожающего ему зла. Следовательно, проявить любовь к обоим и сотворить для них добро я могу только отвращением зла; поэтому противление злу составляет в таком случае, мою обязанность, вытекающую из смысла заповедей Иисуса Христа.

Но где предел этому противлению? Должен ли я противиться злому с самоотвержением, с опасностью для моей и его жизни?? Должен ли я любовь к ближним и желание сделать обоим им добро ставить выше опасений за свою жизнь? На эти вопросы отвечает Сам Христос, говоря:

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Говоря так, Христос понимал под именем друзей всех вообще ближних, а под словом душу — жизнь. Заповедуя нам проявлять высшую степень любви к ближним - пожертвование собственной жизни для спасения их от зла, Он тем самым указал, что в борьбе со злом или злым, нельзя останавливаться на полпути из опасения самому пострадать, а надо действовать с готовностью, в случае надобности, и душу свою положить за начатое доброе дело.

Толстовцы, поясняя свое учение на примере нападения разбойника на беззащитного ребенка, говорят: «Какой бы страшный разбойник ни нападал на какого бы то ни было невинного и прекрасного ребенка, христианин не имеет основания, отступив от данного ему Богом закона, делать над разбойником то, что разбойник хочет сделать над ребенком; он может умолять разбойника, может подставить свое тело между разбойником и его жертвой, но одного он не может: сознательно отступить от данного ему Богом закона, исполнение которого составляет смысл его жизни» (Л. Н. Толстой. О непротивлении злу). Словом, толстовцы признают, что христианин, желающий буквально исполнить заповедь Иисуса о непротивлении злу, может, в приведенном для примера случае, подставить самого себя под нож разбойника, но не должен, не смеет силой препятствовать разбойнику убить беззащитного ребенка.

Но ведь в таком случае принесение христианином самого себя в жертву злобе разбойника будет бесцельным, бессмысленным. Заповеди Иисуса о пожертвовании жизнью своей для блага ближних он этим не исполнит, потому что никакого добра не сделает ни разбойнику, ни ребенку; напротив, доведя разбойника до двойного убийства, он тем самым ему же причинит зло, возложив на душу его новый грех; притом, имев возможность спасти жизнь ребенка и, несмотря на это, предоставив разбойнику беспрепятственно убить его, он тем самым как бы соглашается на причинение ребенку зла и чрез это становится повинным в смерти его. Поступив так, толстовец причинит зло и разбойнику и ребенку, и сам совершит тяжкий грех, становясь участником (попустителем) убийства. Правда, он, если останется жив, будет утешать себя мыслью о том, что даже пальцем не тронул разбойника и потому буквально исполнил заповедь о непротивлению злу. Какое, скажет он, мне дело до того, что ребенок убит и что разбойник совершил тяжкий грех? Ведь я не противился злому, следовательно, исполнил заповедь буквально; таков данный мне Богом закон, исполнение которого составляет смысл моей жизни.

Так утешали себя и фарисеи, когда, желая буквально исполнять заповедь о субботнем покое, считали грехом совершить в субботу доброе дело. Что мне до того (говорил фарисей), что погиб человек, которому я отказал в помощи? Ведь я отказался спасти его в субботу, я благочестиво воздержался от нарушения данного мне Богом закона, исполнение которого составляет смысл моей жизни.

Но таких фарисеев обличал Христос, доказывая им, что они за буквой закона не замечали смысла его. Предостерегая же учеников Своих от такого понимания и исполнения заповедей, Он говорил:

если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20). Впрочем, толстовцы равнодушно относятся к этим словам, так как не верят в Царство Небесное.

Таким образом, если заповедь о непротивлении злому сопоставить с заповедью о самоотверженной любви, то станет понятно, что непринятие мер к предотвращению зла, когда к тому представлялась возможность, составляет несомненное нарушение заповеди о любви; предоставление же злому беспрепятственно совершить зло, когда была возможность воспротивиться злому, то есть попустительство к совершению зла, составляет нарушение заповеди о противлении злу добром. Следовательно, употребление силы против злого с целью предотвращения зла, если ничем иным нельзя предотвратить его, не только не составляет нарушение заповеди о непротивлении, но есть необходимое следствие точного исполнения заповеди о любви и о воздаянии добром за зло.

Но если я, действуя таким образом, вынужден буду причинить вред или видимое зло самому злому? Если, спасая ближнего от угрожающего ему зла, а злого от греха, с готовностью даже душу свою положить за спасение их, я иначе не могу достигнуть цели, как только совершив убийство или какое-либо телесное повреждение злого? Будет ли это грехом с моей стороны или, лучше сказать, вменится ли мне этот грех в вину? Если я, спасая ближнего, подвергаю свою жизнь опасности, то, конечно не преследую никаких лично своих целей, а всецело отдаюсь служению ближнему; если я, действуя таким образом, спас жизнь подвергшегося нападению, спас и душу злого от страшного греха, то эти добрые дела не искупят ли мой невольный грех, убийство злого? Ведь я был поставлен, помимо своей воли, в печальную необходимость выбирать одно из двух: или допустить убийство невинного и гибель души злого и за то принять на свою душу двойной грех, или же отвратить зло и грех злого, рискуя самому совершить зло. Третьего исхода нет, если не считать бесцельного, по совету толстовцев, подставления самого себя под нож разбойника. А потому, если я был поставлен в необходимость выбирать из двух зол и выбрал меньшее, совершив притом же два добрых дела, то полагаю, что вынужденный грех мой будет мне прощен, что на весах божественного правосудия свершенный мной с самоотвержением подвиг спасения ближнего перевесил мой грех и, во всяком случае, я буду менее виноват, чем если допущу совершиться злейшему преступлению.

О противлении злу соединенными силами народа, или о войне

Мы рассмотрели способы противления злу как тем лицом, против которого оно направлено, так и третьими лицами. Остается еще рассмотреть вопрос о противлении злу целым обществом людей, народом, или вопрос о войне.

Хотя Иисус Христос не касался вопросов государственных и на вопрос о том, позволительно ли давать подать кесарю, ответил —

отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), — однако это не дает нам права отвергать Его заповеди в тех случаях, когда мы действуем сообща, целым обществом, народом. Если в борьбе со злом своими единичными силами мы должны в выборе средств борьбы руководствоваться заповедью о любви к ближним, то несомненно, что то же чувство любви должно руководить нами и в борьбе против зла соединенными силами народа. Поэтому нападение одного народа на другой с целью причинить ему зло и из этого зла извлечь для себя выгоду, составляя грубое нарушение заповеди о любви к ближним, не может быть оправдано никакими соображениями, как не может быть оправдано и нападение разбойника с целью поживиться за счет своей жертвы. Но другой-то народ, на которого сделан разбойничий набег, должен ли безучастно смотреть на хищнические последствия такого набега, или же может оказать сопротивление нападающему на него?

Толстовцы говорят, что всякая война сопряжена с убийством и насилием, а так как убийство и всякое иное противление злому силой воспрещено, то поэтому воспрещена всякая война, хотя бы оборонительная, вызванная беспричинным хищническим набегом другого народа.

Говоря так, толстовцы забывают, что народ, на который совершается хищнический набег другого народа, состоит не только из взрослых людей, способных отразить нападение, но и из стариков, женщин и детей, нуждающихся в защите. Предположим, что все способные воевать взрослые люди такого народа были бы толстовцами. Желая по-своему исполнить заповеди Христа о любви к врагам и непротивлении злу, они должны были бы без всякого сопротивления отдать себя, своих стариков, жен и детей, свое и их достояние во власть врагов своих. Но, исполняя таким образом заповедь о любви к врагам, исполнят ли они заповедь о любви к тем ближайшим из всех ближних своих, к тем беззащитным членам своих семейств, которых, по заповеди Христа, они тоже должны любить и даже душу свою положить за них? Если они считают себя в праве самостоятельно распоряжаться своей жизнью и без сопротивления подставлять себя под пули и штыки неприятеля, то, спрашивается, какое право они имеют так же самовластно распоряжаться жизнью тех, которые ждут от них защиты? Кто дал им право приносить жизнь этих беззащитных в жертву своим убеждениям? Несомненно, что, поступая так, они не только нарушат заповедь о любви к этим беззащитным, но и примут еще на себя ответственность за то причиненное беззащитным зло, какое они могли бы отвратить. Следовательно, заповеди Христа они все-таки не исполнят, а злу дадут восторжествовать и тем окажут содействие водворению на земле не Царства Божия, а царства грубой силы, царства зла.

Итак, в войне двух народов один народ совершает зло безусловное, а другой, взявшийся за оружие после того, как истощил все меры убеждения и уступок ради предотвращения зла, хотя и совершает зло, но зло относительное. Убивать врага хотя бы и на войне — грех, но предоставить врагу беспрепятственно убивать, порабощать беззащитных и неповинных — грех более тяжкий. Печальная необходимость заставляет из двух зол выбирать меньшее.

Отдельные лица, призываемые для участия в войне, то есть воины, не могут, конечно, отказываться от исполнения своих обязанностей, ссылаясь на то, что всякая война грех. За несправедливую войну несут ответственность перед Богом не воины, а те, которые ее начали, имея возможность не начинать. Если бы Христос смотрел на всякого воина так же, как смотрят толстовцы, то есть как на убийцу, то, несомненно, высказался бы по этому поводу хотя один раз; однако во всем Евангелии мы не находим об этом ни одного слова; но так как Он не осудил капернаумского сотника за принадлежность к числу римских воинов и не повелел ему оставить свою службу после того, как исцелил его слугу, то следует заключить, что Иисус Христос не считал убийцами тех, которые, защищая ближних своих, душу свою полагают за них.

 Пост ВКонтакте:  https://vk.com/slovoohriste?w=wall-51556620_2538%2Fall просим Ваших репостов.

RSS-лента RSS-лента комментариев
Добавить отзыв
Отзывы (1)

Опрос
Вы православный христианин?
Да Нет
Знакомы ли Вы с Евангелием?
Да, хорошо знаком
Хотел бы знать и понимать больше
Не знаком, хотел бы познакомиться
Знакомы ли Вы со святоотеческим учением?
Да, хорошо знаком
Хотел бы знать и понимать больше
Не знаком, хотел бы познакомиться
Не знаком и не имею желания знакомиться
Скрываете ли Вы от окружающих свою принадлежность к православному христианству?
Нет, не скрываю
Не скрываю, и считаю, что долг настоящего христианина не в молчаливом согласии, но в демонстрации своей принадлежности делом и словом.
Я стесняюсь
Могли бы Вы, на своей странице Вконтакте или другой соц.сети, один-два раза в неделю, размещать присылаемые Вам изречения святых отцев Церкви или отрывок Евангельского послания со ссылкой на сайт «Слово о Христе»?
Да, я могу
Буду рад внести свой вклад в распространение Учения Иисуса Христа и святоотеческой мудрости.
Нет, я не могу.
Ваше имя
Введите свой e-mail